Возьмём несколько примеров экономических боёв последнего времени. Возьмём локаут в Руре в 1928 г. Локаут был формально конечно экономическим конфликтом, но был ли он действительно по существу чисто экономическим конфликтом? Вряд ли найдётся кто-либо, кто сможет это утверждать. Стачка текстильщиков в Лодзи из-за заработной платы была экономической стачкой или политической? И то и другое. Стачки, имевшие место и происходящие сейчас во Франции — чисто экономические стачки? А стачка 50 тыс. сельскохозяйственных рабочих в Чехо-Словакии была чисто экономической? Формально, да. Рабочие предъявляли требования о повышении заработной платы или выступали против понижения. Формально это были экономические забастовки, а по существу все эти забастовки имели глубоко политический характер.
Что же делает современные забастовки сугубо политическими, что политизирует современные забастовки и что заставляет рабочие массы, втянутые в забастовку, самим ставить проблему связи экономики и политики? На нынешнем этапе борьбы, особенно в условиях развёртывающегося кризиса, каждый экономический конфликт с особой остротой ставит перед предпринимателями вопрос относительно возможности сохранить свои позиции на мировом рынке. Чем больше растут производственные возможности капиталистических стран, чем больше суживаются рынки, тем меньше предприниматели могут или хотят итти на уступки, даже если рабочими предъявляются самые минимальные, самые элементарные требования. Наоборот, они переходят в наступление на жизненный уровень рабочего класса. Период, когда некоторые капиталистические страны имели монопольное положение на мировом рынке, как, скажем, Англия до начала ХХ столетия, этот период безвозвратно прошёл. Даже страны, имеющие огромные колонии, как Англия, которая эксплоатирует сотни миллионов населения, не могут развернуть все свои производственные возможности, ибо конкуренты проникают на их собственную территорию — и в колонию, и в метрополию. В этом суть. И потому время некоторых экономических уступок или некоторых преимуществ и привилегий для отдельных слоёв пролетариата безвозвратно прошло. И если на протяжении многих лет, в период восходящей капиталистической кривой, английский капитализм мог из огромных барышей известную часть отдавать определённым слоям рабочих, и известная часть английских рабочих подняла свой жизненный уровень, — то эти возможности исчерпаны, и английский капитализм идёт сейчас не по тому пути, по которому он шёл до войны, по пути уступок в смысле поднятия уровня жизни хотя бы рабочей аристократии, чтобы её привязать к государству, а по пути срезывания того жизненного уровня, который был завоёван рабочими, снижения жизненного уровня тех слоёв, которые кое-что получили ещё до войны, для того, чтобы легче и лучше было бороться на мировом рынке со своими конкурентами.
Вот эта объективная обстановка придаёт в настоящее время сугубо политический, общеклассовый характер каждому отдельному экономическому конфликту, как бы мал он ни был. Именно поэтому, как бы в начале конфликта незначительны ни были требования, мы имеем сразу мобилизацию всех сил буржуазии, мобилизацию всех сил государства, мобилизацию всех сил социал-демократии и реформистских профсоюзов, которые выступают единым фронтом против самых элементарных и на первый взгляд как будто бы совершенно небольших требований рабочих. Политический характер отдельных забастовок, отдельных столкновений особенно сильно выпячивается теперь, в период начавшегося кризиса и в период бешеной конкуренции внутри капиталистических стран и между капиталистическими странами в целях захвата новых и отстаивания старых завоёванных позиций.
Таким образом нынешний этап развития классовой борьбы ярко иллюстрирует ту коммунистическую, марксистскую истину, что каждая забастовки имеет в себе всегда политические черты и то забастовки в настоящее время, независимо от их размеров, имеют глубоко политический, глубоко общеклассовый характер. То, что мы раньше устанавливали теоретически, мы сейчас более, чем когда либо, можем установить на основе опыта, на основе изучения огромного количества экономических конфликтов в любой капиталистической или колониальной стране.
Если каждая забастовка в старых капиталистических странах, в странах так называемой демократии, приобретает сугубо политический характер, то забастовки в странах фашизма и белого террора ещё более, уже без всяких переходных ступеней, приобретают характер выступления против фашизма и против всего строя. Возьмём Италию. Там нет такой забастовки, как бы мала она ни была, которая бы не стала политическим выступлением. Самый факт забастовки в Италии есть политическое событие. Само прекращение работы есть выступление против фашисткой системы. То же самое в Югославии, Румынии, то же самое в Болгарии, то же самое в Польше, то же самое в Китае и т. д.
Таким образом опыт борьбы и в странах фашизма и белого террора и в странах буржуазной демократии свидетельствует о том, что на нынешнем этапе нет чисто экономических забастовок.
Но если это так, то как же связывают концы с концами оставшиеся ещё до сих пор, как редкость, идеологи анархо-синдикалистских группок? Никак не связывают. Тот из вас, кто хотя бы немножко знаком с тем, что пишут нынешние анархисты и нынешние анархо-синдикалисты, тот может констатировать, что количество путаницы у них катастрофически увеличивается, ибо жизненный опыт противоречит всей их концепции. Это всё же не мешает анархистам до сих пор излагать свою «теорию» взаимоотношений партии и профсоюзов, и это не мешает также некоторым коммунистам путаться в этом вопросе. Классической страной путаницы по вопросу «партия и профсоюзы» всегда была Франция. Характерно, что как раз во Франции все отходы от компартии, все уклоны и все идейно-политические шатания начинаются с вопроса «партия и профсоюзы». Поскольку проблема «партия и профсоюзы» тесно связана с вопросом экономики и политики, придётся и на этом остановиться.