Стачка как бой - Страница 22

Значит, военный специалист, специалист по человекоубойной промышленности, подтверждает, что без риска ничего не может быль. Если вы возьмёте статьи, которые Ленин посвятил стачке и восстанию, вы увидите, что он с величайшей беспощадностью выступал против меньшевиков, которые говорили, что то или другое действие не удастся или та или другая стачка не удастся, и требовали стопроцентных гарантий. Вы помните, что после декабрьского восстания 1905 г. Плеханов говорил, что «не надо было браться за оружие». Это встретило суровый отпор со стороны Ленина, ибо пророком прошлого быть легко (как французы говорят: «Le prophèt du passé»). Но даже с точки зрения прошлого оценка восстания была чисто меньшевистская, никуда негодная. Не всякое поражение есть действительно поражение. Есть поражения, которые выгоднее капитуляции без боя. И тот, кто думает, что можно вести без риска бой, итти на свержение буржуазии без всякого риска, без потерь, тот безнадёжный тупица, человек, совершенно безнадёжный для коммунистического движения, и от него можно получить пользы, как от козла молока. Риск является неотъемлемой частью каждой борьбы. Но конечно мы были бы не политиками, а совершеннейшими младенцами, если бы вывели отсюда мораль: «Зачем взвешивать, зачем готовиться, вали без никаких!» Это означало бы не политику, не тактику, а ребячество.

В связи с этим я подхожу к одному очень важному тактическому вопросу — допустимо ли в революционной борьбе, в стачке, в политической борьбе отступление? Если мы исходим из наступления, должны ли мы всегда принимать бой и итти вперёд независимо от соотношения сил, или допустимо маневрирование, допустимо отступление для собирания сил? Ленин дал как-то такое определение: «договор есть метод собирания сил». Он не рассматривал договор между рабочими и предпринимателями как нечто длительное или как нечто, обеспечивающее рабочих на длительное время. Он говорил: в борьбе рабочие заключают тот или другой договор с предпринимателями, но это лишь метод собирания сил — не больше. Это означает, что, заключив то или другое соглашение после забастовки, рабочие должны готовиться для дальнейшей борьбы, и только в той мере, в какой они готовятся, в той мере‚ в какой они будут готовы, они могут удержать завоёванные и завоевать новые позиции. Исходя из этой нашей тактики, можно ли вообще поставить проблему — допустимо ли отступление, — или раз мы признали, что наступление наиболее полезно, то значит ли это, что мы должны при всех условиях итти в наступление, отказаться от каких бы то ни было манёвров и заключить даже невыгодный договор? Допустимо ли отступление? Допустимо. Допустимо отступить для того, чтобы сохранить живую силу армии, для того, чтобы перегруппировать армию, для того, чтобы её получить, для того, чтобы положить конец начавшейся деморализации и пр. Войны знают такого рода манёвры. Мы видели такого рода манёвры не только в войне, но мы видели такою рода манёвры в политике. Я думаю, что наиболее крупным манёвром в этой обрасти было заключение Брест-литовского мира. Это было отступление. Мир, заключённый тогда под нажимом германской военщины, был, как Ленин писал, «похабным миром». Тем не менее Ленин призывал, и тысячу раз был прав — отступить. У него, в связи с Брест-литовским миром, когда в партии были большие колебания по этому вопросу, имеются блестящие тактические статьи. Он приводит пример армии, зашедшей глубоко на территорию противника, армии, которой грозит, что её отрежут, и спрашивает — можно ли и должно ли такой армии отступать? Он отвечает — можно и должно, ибо полководец, ведущий армию на заведомое поражение, достоин расстрела.

Вы видите, что грань тут очень сложная, очень тонкая, что проблемы тактические — это наиболее сложные вещи из всего того, чем вы занимаетесь и будете ещё заниматься. Легко, товарищи, усвоить несколько сот страниц текста, много фактов, заучить наизусть много цитат и приводить их кстати, а иногда и некстати. Это не так трудно. Но уметь в каждой данной стране, в том месте, где ты работаешь, всегда знать, чем ты располагаешь, на какую армию ты можешь опереться, сколько у тебя сил, сколько людей пойдёт за тобой, какие резервы ты имеешь, каков у тебя тыл, когда надо выступить, когда надо отступить, когда нужно с величайшим бешенством броситься в борьбу, а когда нужно, стиснув зубы, выжидать — это самое величайшее искусство большевистской тактики. Оно применимо к войне, оно применимо к гражданской войне, оно применимо к восстанию, оно применимо к политическим и экономическим боям. Тактика — вещь сложная и трудная, и поэтому, чем больше мы будем изучать опыт, чем больше мы будем изучать методы и формы руководства борьбой — экономической и политической — крупнейшего тактика и стратега мирового рабочего движения, каким был Ленин, а в особенности, чем лучше будем овладевать его диалектическим методом, тем меньше мы будем делать ошибок, тем дешевле обойдётся рабочим вашей страны политграмота, азбука классовой борьбы, переход от одних форм к другим формам борьбы, от менее сложных к более сложным и переход, в конечном счёте, к борьбе за власть.

Можно ли правила, о которых я здесь говорил, применить в той или другой забастовке и как применить? Конечно я бы не хотел, чтобы у вас создалось впечатление, что я хочу дать вам каждому в карман нечто вроде «бедекера», особый ключ, при помощи которого вы сможете преодолеть все трудности, какие будут у вас в непосредственной классовой борьбе. Таких книг нет, их и написать нельзя. Но что есть и что можно написать? Есть огромный опыт, мало и плохо изученный. Я утверждаю, что из всех здесь присутствующих вероятно, кроме поляков, никто точно не знает, чем была последняя лодзинская забастовка. Я утверждаю, что, кроме немцев, да и то вероятно не всех здесь присутствующих, вряд ли кто-либо действительно знает, то такое был рурский локаут и в чём заключалась наша тактика в Руре. Я утверждаю, что очень маленький процент здесь присутствующих, включая также англичан, знает детали всей борьбы, которую вели английские горняки, и всю обстановку рабочего движения Англии во время всеобщей забастовки. Я мог бы привести сейчас ещё целый ряд других стран, и если вы совершенно искренне продумываете это после лекции, вы сами признаете, что не знаете стачечного движения в вашей собственной стране, вы его не изучали, вы не изучали всех деталей, вы не изучали, что там происходило и вы не знаете, что достигнуто в той или другой забастовке. Опыт у многих товарищей в этом смысле не только национально-ограниченный, но часто и локально ограниченный. А опыт вместе с тем имеется огромный. Возьмём, например, стачку текстильщиков в Северной Франции, в высшей степени интересную стачку, которая происходила в обстановке значительного влияния социалистов, стачку, которая вырвала из-под влияния реформистов значительные слои рабочих, стачку, тянувшуюся несколько месяцев против воли реформистов, против государства, против предпринимателей. Эта стачка была проиграна, но это один из крупных эпизодов классовой борьбы во Франции. Или лодзинская забастовка? Или стачка в Гастонии в Соединённых штатах и т. д.? Мы не изучали этих боёв, опыт проходит мимо нас. То, что накоплено, не является достоянием рабочих данной страны и ещё менее рабочих других стран, а это есть наш общий опыт. И поэтому прежде всего можно настоятельно посоветовать каждому из вас, во-первых, изучать стачечные бои в вашей отрасли промышленности, во-вторых, в вашей стране и, в-третьих, и в других странах, и вы получите огромный материал для того, чтобы увидеть и наши слабые и наши сильные стороны.